Современное движение в защиту окружающей среды находится в глубоком кризисе. Для решения существующих глобальных проблем необходим пересмотр многих идей зеленого движения и отказ от старых предубеждений
Семь лет назад мы начали работу над интервьюированием лидеров американского движения в защиту окружающей среды (англ. environmental movement, обычно называемое по-русски «зеленым движением») с целью подготовить доклад о политике в области глобального потепления и представить его широкой публике на встрече Экологической ассоциации грантодателей в октябре 2004 года. Работа над этой задачей, однако, оставила нас в крайнем разочаровании. Никто из лидеров зеленого движения, с которыми мы провели интервью, не смог сформулировать убедительное видение проблемы или стратегию того, как реагировать на вызов глобального потепления. Никто не выказал интереса к переосмыслению проблемы или методов ее решения. Во время интервью мы вновь и вновь слышали старую песню, повторяемую лидерами «зеленых» с конца 1980-х годов: проблема глобального потепления будет решена теми же самыми методами, с помощью которых в прошлом решались проблемы загрязнения окружающей среды, например, такая, как кислотные дожди. Большинство наших собеседников были уверены, что Джона Керри с их помощью вскорости изберут президентом, а крупнейшие спонсоры движения говорили нам, что они находятся в двух шагах от того, чтобы добиться принятия законодательства о квотировании и торговле парниковыми выбросами.
И вот в октябре 2004 года мы представили нашу работу «Смерть движения за сохранение окружающей среды» на конференции Экологической ассоциации грантодателей. Вопреки надеждам лидеров экологических благотворительных организаций и национальных «зеленых» движений, вызванная нашим эссе дискуссия не утихла, а, наоборот, нашла живой отклик и положила начало горячим спорам. Многие восприняли представленные в работе аргументы очень лично, и, вне всякого сомнения, самой частой реакцией на наше эссе был ответ «Я не умер». Наш общий друг Адам Вербах (Adam Werbach) произнес речь под названием «Умерло ли движение в защиту окружающей среды?» (Is Environmentalism Dead?), в которой он предложил «зеленым» объединиться в достижении общих целей с широкой коалицией прогрессивных движений в надежде создать более широкое и разностороннее движение. А йельский сотрудник Гус Шпет (Gus Speth) поставил вопрос о том, совместим ли вообще капитализм с экологическим устойчивым развитием, и предположил, что для решения проблемы необходим радикальный сдвиг в ценностях.
Поворотный момент?
И все же в последующие годы дела американского зеленого движения на первый взгляд обстояли неплохо. В 2005 году, спустя год после публикации «Смерти экологического движения», Альберт Гор приехал в Аспен, чтобы выступить на тему наметившегося в Йеле скепсиса по поводу перспектив движения за сохранение окружающей среды. Гор начал свою речь с заявления о том, что «зеленое движение» вовсе не умерло. По его словам, проблема состояла лишь в том, что республиканцы ополчились против разума, полностью игнорируя доводы науки и действуя в интересах своих спонсоров, связанных с добычей ископаемого топлива. Все трудности зеленого движения, по мнению Гора, могли быть решены путем доходчивого разъяснения американской публике всех связанных с глобальным потеплением научных вопросов, а также путем разъяснения того, к каким серьезным и тяжелым последствиям может привести бездействие в этой области.
Этот доклад стал первым шагом PR-программы Гора. Девять месяцев спустя его документальный фильм под названием «Неудобная правда» (An Inconvenient Truth) стал медиасенсацией глобального масштаба. Казалось, что каждый журнал в стране, и даже Sports Illustrated, издал тогда специальный «зеленый» выпуск, посвященный движению в защиту окружающей среды. Компании из списка Fortune 500 пообещали достичь «углеводородной нейтральности». Париж притушил подсветку на Эйфелевой башне. Инвестиции в солнечную энергетику стали горячей темой, актуальной даже для нефтяных компаний.
Благодаря своему фильму Гор не только стал обладателем Оскара и Нобелевской премии, но и практически в одиночку вдохнул новую жизнь в движение за борьбу с изменениями климата. Молодежь, почти не интересовавшаяся вопросами климата до 2006 года, начала активно обсуждать эту проблему в кампусах колледжей. Осенью 2007 года 12 000 молодых активистов собрались на конференции в Вашингтоне с требованиями предпринять какие-то действия по предотвращению изменений климата. Международные переговорщики приободрились и отправились на Бали в конце того же года с намерением договориться о соглашении, которое пришло бы на замену Киотскому протоколу. Весной 2008 года Конгресс возобновил затянувшиеся попытки принять национальную законодательную программу о квотировании и торговле парниковыми выбросами, а кандидаты в президенты от обеих партий пообещали сократить пaрниковые выбросы на 80% к 2050 году. Так что если действительно, по предположению Гора, политическая воля была тем единственным, что нам нужно было для решения проблемы климата, то можно сказать, что в 2008 году основная работа в направлении стабилизации климата была в основном проделана.
Примерно в то же время, когда Гор выступил со своей речью в Аспене, юрист в области гражданского права из Сан-Франциско по имени Вэн Джонс (Van Jones) занялся реформированием своей некоммерческой организации, сменив ее профиль с уголовного права на новомодное экологическое право. Спустя некоторое время, после того как Гор получил Нобелевскую премию, книга Джонса под названием «Экономика зеленых воротничков» (The Green Collar Economy) стала хитом среди либералов. Подзаголовок этой книги — «Как одно решение поможет справиться с двумя крупнейшими проблемами» — говорил о проблемах бедности и изменения климата. Джонс и примкнувшие к нему утверждали — и этому утверждению поверила значительная часть либерального истеблишмента, — что рабочие места, связанные с модернизацией старых зданий и установкой солнечных панелей, смогут оживить бедные районы в центре городов, спасти экономику, существенно сократить выбросы и в итоге окупить себя.
К началу избирательной кампании 2008 года чистая энергетика и рабочие места в области экологии стали практически центральным пунктом для Демократической партии в ее попытке сформулировать вразумительную стратегию решения проблем американской экономики. И в этом отношении выборы-2008 стали воплощением той идеи, которую авторы этой статьи поддерживали с давних пор. Ведь статья «Смерть движения в защиту окружающей среды» была не только плодом разочарования в зеленом движении в его традиционном виде. Наша статья была также призывом к реализации нового «Проекта Аполлон» (New Apollo Project), который с нашей помощью был основан в 2002 году в надежде создать новую модель политики в сфере охраны окружающей среды, которая фокусировалась бы не столько на самом климате, сколько на стратегиях решения иных, более очевидных общественных проблем (таких как нехватка рабочих мест и национальная безопасность) с помощью методов, которые также имели бы существенный эффект в области защиты климата.
И во многом именно это и было предложено американцам в ходе выборов 2008 года Демократической партией — заманчивая перспектива будущего с чистой и экономически выгодной энергетикой. При этом демократы не пытались запугать американцев изменениями климата, а, наоборот, практически не обращались к этой теме, сосредоточившись вместо этого на всех многочисленных выгодах в области экономики и безопасности, которые принесло бы строительство экономической системы, основанной на чистой энергетике.
Крах
И вот, несмотря на все это, попытки зеленого движения решить проблему изменения климата и построить «зеленую экономику» потерпели крах. Этим летом Конгресс США снова отказался принимать законы о климате, которые даже в случае их принятия не смогли бы оказать существенного воздействия на парниковые выбросы США в течение ближайшего десятилетия. Масштаб и значение этого поражения слабо осознают за пределами Вашингтона. У «зеленых» был лучший шанс в истории нашего поколения — президент-демократ в Белом доме и заметное демократическое большинство в Конгрессе. Но они сделали все ставки на один-единственный законопроект и в итоге остались ни с чем — или даже хуже, так как теперь доверие к проблематике охраны окружающей среды находится на историческом минимуме у законодателей обеих партий.
Между тем «зеленые инвестиции» в экономику смогли создать лишь очень небольшое количество новых рабочих мест. Те же места, которые все-таки были созданы, оказались низкооплачиваемыми и временными — ничего общего с высокооплачиваемыми работами на производстве, которые помогли создать афроамериканский средний класс после Второй мировой войны. И вот теперь сектор чистой энергетики, бывший любимцем венчурных инвесторов на пике «зеленого пузыря», впал в состояние коллапса — фонды стимулирования экономики иссякают, значительные государственные долги ставят под угрозу субсидирование чистой энергетики в США и за границей, а фирмы с Уолл-стрит избавляются от связанных с чистой энергетикой активов.
На международном уровне картина столь же безрадостная. Австралия забросила попытки квотирования своих выбросов. Япония недавно сделала заявление, что она ни при каких условиях не согласится на дальнейшие обязательства по сокращению выбросов под эгидой Киотского протокола.
Европейский союз сможет выполнить свои киотские обязательства благодаря коллапсу восточноевропейских экономик в начале 1990-х годов и падению мировой экономики в 2008 году, а не благодаря усилиям политики по декарбонизации экономики.
А провал дипломатических попыток договориться о юридически обязывающих соглашениях о квотировании выбросов сначала в Копенгагене, а затем и в Канкуне отбросил международное взаимодействие по этому вопросу на те исходные позиции, с которых переговоры начались в 1992 году в Рио-де-Жанейро.
Когда этот крах случился, участники зеленого движения по привычке обвинили в нем своих старых противников. Они вновь заявили, что корни проблемы в том, что лоббисты ископаемого топлива потратили на продвижение своих интересов куда больше, чем могли себе позволить сравнительно небогатые группы по защите окружающей среды, спонсируя скептиков, которые обманули публику и СМИ, вызвав незаслуженное доверие к критическим взглядам на вопросы изменения климата.
На самом же деле экологическое лобби существенно превзошло своих оппонентов по объему затрат. Только за последние два года, по нашим приблизительным оценкам, экологические организации и фонды потратили более миллиарда долларов на продвижение идей защиты климата. Тогда как Торговая палата США, Exxon-Mobil, братья Кох, объединения угледобывающих компаний и другие широко известные противники зеленой политики, по всей видимости, потратили в общей сложности лишь малую часть от огромной цифры в миллиард долларов. Более того, значительная часть представителей энергетического сектора США, в том числе крупнейшие компании в области энергоснабжения, участвовали в распространении и лоббировании идеи американского климатического законодательства.
И тем не менее, несмотря на ясную картину того, какие огромные ресурсы были потрачены на продвижение идеи защиты климата, многие все еще продолжают обвинять СМИ в «ложном балансе», под которым имеется в виду равное освещение точек зрения сторонников и критиков теории изменения климата. Но явление «ложного баланса», согласно лучшим академическим исследованиям, перестало существовать после 2005 года. И теперь использование этого термина совершенно дискредитирует представление о том, что когда-то СМИ предвзято относились к сторонникам защиты климата. Ведь теперь они жалуются на то, что СМИ вообще в принципе позволяют себе транслировать мнения скептиков или противников действий по защите климата.
Истина же состоит в том, что те немногочисленные ученые и блоггеры, которые составляют лагерь скептиков, вели свою деятельность в относительной безвестности и в основном игнорировались господствующими СМИ. И тем не менее скептикам удалось вызвать у множества американцев большие сомнения в реальности глобального потепления — или, по крайней мере, в том, что «зеленое движение» представляет эту проблему в существенно искаженном свете.
Склонность обвинять скептиков и нефтяные компании в постоянных политических неудачах экологического движения следует считать защитой коллективного «зеленого» эго (мотивацией которой является «наших бьют!»), а вовсе не результатом выбора, основанного на логике и беспристрастном анализе.
Что пошло не так?
«Зеленый пузырь» казавшегося столь массовым интереса к проблемам изменения климата и создания «зеленых» рабочих мест в реальности оказался внутриэлитным феноменом, оказавшим лишь незначительное влияние на мнение широкой публики по вопросам климата. Общественная поддержка инициатив по борьбе с глобальным потеплением была широкой, но не искренней, и ее характер не поменялся за это время. Похоже, что единственным существенным эффектом, который фильм «Неудобная правда» и движение за «зеленые» рабочие места оказали на мнение публики, был лишь увеличившийся скептицизм в отношении науки о климате и поляризация общественного мнения по вопросу поддержки инициатив в области чистой энергетики и защиты климата.
Практически с самого момента выхода фильма «Неудобная правда» начался рост общественного скептицизма в отношении глобального потепления. Опросы исследовательского центра Пью (The Pew Research Center for the People and the Press) выявили, что с июля 2006 по апрель 2008 года число людей, убежденных в том, что происходит глобальное потепление, упало с 79 до 71 процента. Опросы Гэллапа (Gallup) также показали негативную реакцию на фильм Гора — число американцев, которые считают, что проблема глобального потепления преувеличена, возросло с 30 процентов в марте 2006 до 35 процентов в марте 2008 года.
Широко известно утверждение Гора о том, что «правда о климатическом кризисе является неудобной, так как нам придется изменить тот образ жизни, который мы имеем». Эти призывы к самопожертвованию со стороны Гора и других «зеленых» лидеров разделили общество на два лагеря. Джон Джост (John Jost), ведущий политический психолог в Нью-Йоркском университете, недавно показал, что поляризация мнений по вопросу глобального потепления может во многом быть объяснена с помощью психологической теории оправдания существующей системы. Оказывается, очень многие американцы имеют значительную психологическую потребность поддерживать позитивное отношение к существующим общественным порядкам. Гор сказал, что «нам придется изменить тот образ жизни, который мы имеем», и едва ли он мог бы придумать что-то лучше для того, чтобы пробудить среди значительного числа американцев потребность в оправдании системы.
Другая проблема состоит в том, что «зеленые» активисты все чаще и чаще стали выдавать принятие выводов климатической науки за принятие обществом образа жизни, предписанного «зеленой» политикой. Выступление оппонентов против квотирования и торговли выбросами было для «зеленых» (особенно для наиболее апокалиптически настроенных) равнозначно отрицанию ими реальности антропогенного глобального потепления. Но такое отношение еще больше поляризовало общественное мнение по отношению к климатической науке и не способствовало объединению общества в борьбе с глобальным потеплением. Обращения защитников окружающей среды к научному авторитету не изменили негативное отношение консерваторов к вмешательству государства в энергетическое регулирование экономики, а лишь привели к тому, что они отвергли выводы климатической науки.
Тем не менее «зеленые» не стали изменять риторику или пересматривать свою программу действий в сторону смягчения и большей привлекательности. Наоборот, они начали делать все более и более апокалиптические заявления о глобальном потеплении — заявления, которые, по иронии, все больше и больше расходились с теми же самыми научными взглядами, которые «зеленые» поддерживали. Такие действия еще больше оттолкнули от них консерваторов и подорвали потенциал поддержки со стороны многих других политических групп. Политический психолог Робб Уиллер (Robb Willer) из Калифорнийского университета в Беркли недавно продемонстрировал в серии экспериментов, что освещение глобального потепления в катастрофическом свете на самом деле приводит к снижению доверия к теории глобального потепления
Но случившийся в последние годы провал в продвижении «зеленых» климатических идей не ограничивается провалом в выборе правильного способа донесения проблемы до публики. Действительно, крах «зеленой» повестки дня связан в равной степени и с тем, что у «зеленых» сложилось ошибочное представление о том, что они верно обозначили проблему. Многие «зеленые» благодаря «Смерти движения в защиту окружающей среды» сделали вывод, что необходимо позиционировать глобальное потепление как экономическую возможность, а не как экологический кризис.
Квотирование выбросов парниковых газов было представлено публике как замечательная возможность создать новые рабочие места и стимулировать экономику, несмотря на значительные сомнения в том, что эта политика окажет позитивное влияние на экономику. Наиболее заслуживающие доверия экономические модели, описывающие воздействие квотирования выбросов парниковых газов на экономику говорят о прямо обратном. Но «зеленые» предпочли проигнорировать эти негативные оценки и продолжили продвигать идеи ограничения выбросов, не считаясь с их воздействием на экономику, забыв о том, что проблема рабочих мест не является предметом академической полемики. У квотирования выбросов были также вполне реальные экономические последствия, имевшие большое политическое значение для «зеленого проекта».
Значительная часть американского промышленного Среднего Запада все еще очень сильно зависит от получаемого сжиганием угля электричества, и это касается как домашнего потребления, так и производственного сектора, борющегося за выживание. Другие регионы, такие как побережье Мексиканского залива, крайне зависят от добычи углеводородов в плане создания и поддержки рабочих мест.
В итоге это привело к тому, что, хотя на федеральном уровне между партиями имела место дискуссия, на уровне отдельных регионов, таких как Средний Запад или побережье Мексиканского залива, все основные политические силы выступили против политики, которая угрожала серьезным повышением цен на энергию или же сокращением рабочих мест в важных для этих регионов отраслях экономики.
Решающее событие в процессе борьбы за принятие предыдущим составом Конгресса законодательства о квотировании и торговле выбросами произошло практически еще до начала этой борьбы. Лишь очень немногие члены Конгресса были готовы открыто поддерживать законы, которые привели бы к росту цен на энергию, и в апреле 2009 года Сенат почти единогласно принял резолюцию о том, что квотирование и торговля не должны иметь результатом повышение цен на энергию. Это привело к ситуации, в которой любой принятый Конгрессом закон мог иметь лишь очень ограниченный эффект как в области сокращения выбросов, так и в области развития чистой энергетики.
Начиная с этого момента национальные дебаты о квотировании и торговле стали не более чем подобием японского театра кабуки, в котором сторонники квотирования утверждали, что предложенное законодательство позволит существенно сократить выбросы и создать миллионы рабочих мест, а их оппоненты заявляли, что это разрушит экономику, тогда как на самом деле не могло произойти ни того ни другого. Ни та версия закона, которая прошла Палату представителей, ни та версия, которую в итоге не принял Сенат, не могли бы повлиять на уровень парниковых выбросов в национальной энергосистеме в перспективе ближайших десятилетий.
Исход дебатов о квотировании и торговле был предрешен заранее, и урон, нанесенный экологическому движению и инвестициям в чистую энергетику, был огромен. Сегодня политический капитал экологического движения меньше, чем он когда-либо был со времен установления республиканцами контроля над Конгрессом в 1994 году. И что, по-видимому, еще важнее, так это то, насколько бездарно экологическое движение США растратило этот капитал, умудрившись дискредитировать и поляризовать все то, что было связано с инвестициями в чистую энергетику. Это произошло потому, что не были созданы те рабочие места, появление которых было обещано как результат «зеленых» инвестиций, и потому, что попытки «зеленых» переформулировать климатическую политику в терминах политики экономической привели к дискредитации того, что ранее было весьма популярной сферой для инвестиций в новые энерготехнологии, но в итоге оказалось вовлечено во все более и более непримиримые споры об изменении климата.
Двенадцать тезисов нового зеленого движения
Сегодня необходимость реформирования экологической политики более очевидна, чем когда-либо. Это потребует от нас извлечь уроки из наших ошибок и положить эти уроки в основу нового «зеленого» климатического движения.
Во-первых, нужно понять, что даже если климатическая наука станет еще более популярной, это не приведет к трансформации мировой энергоэкономики. Ресурсы, необходимые для проведения такой трансформации, не будут получены в ходе попыток улучшения ситуации с климатом — эти улучшения не гарантированы и относятся к области далекого будущего. Многие «зеленые» воображали, что рост числа доказательств изменения климата приведет к усилению их позиций и стимулированию активных действий. Но реальность состоит в том, что чем больше растет понимание всей сложности изменений климатической системы, тем больше становится неопределенностей относительно последствий изменений климата и связывания этих последствий с антропогенным фактором. Это не потому, что доказательная база теории антропогенного потепления станет слабее. Наоборот, она станет сильнее. Но разобраться в том, как именно это потепление влияет на климатическую систему в региональном или локальном масштабе, станет сложнее, а не легче.
Во-вторых, нам нужно прекратить попытки до смерти запугать американскую публику. Эти попытки обратились против нас. Климатический скептицизм на подъеме, каждая снежная буря становится поводом для яростной критики наших позиций, и мы ни на шаг ни продвинулись к решению климатической проблемы. Скептическое отношение к климатической науке было вызвано теми несостоятельными решениями, которые предлагались «зелеными». И теперь нам нужно не менять что-то в науке, а предложить иные решения проблем.
В-третьих, самые успешные действия будут связаны не с экологической повесткой дня. Единственные две страны, которым удалось в значительной мере отказаться от углеводородных источников энергии, — Франция и Швеция — сделали это из соображений энергетической безопасности в качестве ответной реакции на шоковый рост нефтяных цен, а вовсе не по экологическим причинам. Многие консерваторы, скептически относящиеся к заявлениям климатических активистов, вместе с тем считают плохой идеей отдавать каждый год по полтриллиона за импортируемую из-за границы нефть, что создает также целый ряд угроз в области национальной и энергетической безопасности. Другие же считают важным приоритетом решение проблемы смертности (около трех миллионов человек в год), вызванной загрязнением воздуха. Нам же, выстраивая нашу политику, следует сконцентрироваться на поиске совместных решений, а не на навязывании наших научных взглядов.
В-четвертых, нам нужно отбросить иллюзии, что мы можем решить проблему глобального потепления за счет изменения образа жизни людей. Вне всяких сомнений, многие из нас, кто живет в достатке и способен контролировать и менять материальные обстоятельства своей жизни, могут отказаться от пути безудержного потребления. Но не следует воображать, что это может быть стратегией в области климата.
Когда «зеленые» предлагают нам фундаментально изменить наш образ жизни, на самом деле они говорят не о таких уж фундаментальных вещах. В основном, они имеют в виду, что нам следует отказаться от неуемного потребления, жить в более компактных городах и использовать общественный транспорт. И хотя есть множество оснований поддержать каждую из этих рекомендаций, выполнение ни одной из них не может существенно повлиять на глобальную картину парниковых выбросов. Дело в том, что основная часть населения мира и так уже живет в компактных городах, и таких людей становится все больше и больше. И относительно немного людей в глобальном масштабе имеют возможность избыточного потребления или даже возможность владеть автомобилем.
Глобальное развитие и урбанизация это здоровые тенденции, так как они приносят миллиардам людей возможность жить дольше, здоровее и свободнее. Но эти тенденции также говорят о том, что пристрастие «зеленых» к морализаторству на тему расточительного образа жизни американцев все меньше имеет отношение к будущему мирового климата, да и практически ко всему тому, что действительно имеет значение в свете масштабных экологических вызовов грядущего века. Все больше и больше людей в мире будут жить по тем жизненным лекалам, которые столь долго пропагандировались «зелеными». Но при этом человечество в целом станет потреблять гораздо больше энергии и ресурсов, а не меньше.
В-пятых, мы должны прекратить относиться к проблеме изменения климата так, как будто это обычная проблема загрязнения. Изменение климата отличается от решенных в прошлом проблем загрязнения так же, как ядерная война отличается от преступлений уличных банд. Проблема изменения климата не может быть решена с помощью технологий очистки в местах выбросов, таких как газоочистители на дымовых трубах или установки очистки сточных вод, которые помогли решить прошлые проблемы, связанные с загрязнением. Скорее нам придется перестроить всю глобальную энергосистему с применением технологий, которые по большей части еще не разработаны (или же не доведены до того состояния, при котором их масштабирование могло бы решить проблему в глобальном масштабе).
В-шестых, мы не будем добиваться перехода к чистой энергоэкономике путем методов искусственного регулирования или методов выстраивания ценовой политики. Такие решения приводят к успеху, когда у нас есть хорошие и дешевые альтернативы тому, что мы хотим запретить или преуменьшить. Мы решили проблему кислотных дождей только тогда, когда началось использование угля с низким содержанием серы из месторождений западных Соединенных Штатов, и мы достигли международных соглашений по прекращению использования фреонов лишь тогда, когда корпорация DuPont продемонстрировала, что может массово производить дешевую альтернативу фреонам.
В последние годы «зеленые» уверовали, что всемогущий рынок, который должен отреагировать на рост цены углеводородов, может заменить им их прошлую веру в методы контроля и принуждения. Но остается все та же проблема замены. Без дешевых альтернативных технологий цены на углеводороды должны подняться крайне высоко, чтобы стимулировать быстрый переход к низкоуглеродной энергетике.
В-седьмых, мы должны признать, что так называемый путь «мягкой энергетики» является тупиковым. Представление о том, что страна может обеспечить свои будущие потребности в энергии за счет возобновляемой энергетики и дешевых методов поддержки энергоэффективности, стало определяющим практически для всех экологических проектов в области энергетики начиная с 1960-х годов и было превращено в догму антиядерным активистом, а затем консультантом по энергосбережению Эмори Ловинсом (Amory Lovins) в его статье 1976 года в журнале Foreign Affairs. Ловинс утверждал, что энергосбережение позволит Америке существенно сократить объем используемой энергии и что технологии возобновляемой энергии, такие как ветряная и солнечная энергетика, готовы заменить ископаемое топливо.
Но реальность заключается в том, что в течение веков мировая экономика использовала все больше и больше энергии, несмотря на то что при этом происходил рост энергоэффективности, а возобновляемая энергия, которая, по утверждениям Ловинса и многих других, уже в конце 1970-х была дешевле, чем ископаемое топливо, все еще остается дорогой и сложной в плане ее масштабирования. Возобновляемые источники все еще стоят существенно дороже, чем энергия, вырабатываемая за счет сжигания углеводородов, и это не принимая во внимания затраты на хранение и передачу связанных с ними форм энергии. Энергия ветра, согласно последним оценкам Бюро энергетической информации США, все еще стоит на 50% дороже, чем уголь или газ. Солнечная энергия стоит в 3–5 раз дороже. В итоге путь «мягкой энергетики» привел нас к угольным электростанциям, добыче угля методом срытия гор, глобальному потеплению и использующей на 50% больше энергии экономике, а вовсе не к солнечным панелям и не к ветряным электростанциям.
В-восьмых, мы не будем заниматься умозрительными оценками полных общественных затрат на использование ископаемого топлива, даже если мы сможем договориться о том, каковы эти затраты. Экономические модели, пытающиеся дать оценку социальной цене парниковых выбросов, являются, несомненно, спорными, как и наука о климате, на которой они основываются. Не нравится результат? Изменим оценку чувствительности климата, показатель ущерба, социальную учетную ставку или любое другое число оценок пока не придем к нужному результату. Степень использования умозрительных оценок затрат на углеводородную экономику должна определяться степенью приемлемости политики повышения цен на энергию в рамках конкретной политико-экономической системы.
В-девятых, для уменьшения зависимости мировой экономики от углеводородов, нам необходимо сделать технологии зеленой энергетики значительно более дешевыми. Эти технологии, там где они в принципе были развернуты, все еще требуют значительных государственных субсидий, чтобы быть коммерчески жизнеспособными. Но это никак не может быть рецептом для их масштабирования. Субсидирование все
тех же старых технологий шаг за шагом будет снижать их цену, но этого будет недостаточно, чтобы они могли замещать использование ископаемого топлива достаточными для сокращения выбросов темпами. Не будет никаких масштабных действий по решению проблемы глобального потепления, никакого реального квотирования или других методов регулирования и никакого глобального международного соглашения по ограничению выбросов, пока альтернативы использованию ископаемого топлива не станут гораздо дешевле и лучше. Это потребует масштабных технологических инноваций и последовательной государственной поддержки путем больших инвестиций в фундаментальную науку, проектно-конструкторскую работу, демонстрацию и коммерциализацию новых энергетических технологий.
В-десятых, нам придется преодолеть боязнь некоторых технологий, в особенности ядерной энергетики. Нет никакой реальной возможности сократить глобальные парниковые выбросы без значительного расширения использования ядерной энергии. Это единственная на сегодняшний день низкоуглеродная технология, которая доказала свою возможность централизованно производить значительные объемы электричества. Эту низкоуглеродную технологию выбрали многие страны в мире. Даже такие «сверхзеленые» государства, как Швеция, пересмотрели свои планы отказа от ядерной энергии, начав искать компромисс между своими энергетическими потребностями и климатическими обязательствами.
В-одиннадцатых, нам следует вернуться к роли государства как прямого поставщика общественных благ. Современное экологическое движение, выросшее из отторжения со стороны «новых левых» всякой государственной власти, восприняло идеи государственного регулирования и даже формирования частных рынков, но в целом отвергло идею государства как производительной силы. В представлении современных защитников окружающей среды государственное развитие технологий — будь то ядерная энергия, зеленая революция, синтетическое топливо или биотопливо — практически никогда ни к чему хорошему привести не может.
И для них не имеет значения, что практически вся история американской индустриализации и технического прогресса была историей государственных инвестиций в развитие и коммерциализацию новых технологий. Вспомним изменившие нашу жизнь технологии последнего столетия — компьютеры, Интернет, лекарственные средства, реактивные двигатели, мобильные телефоны, ядерная энергия — во всех этих случаях мы имеем дело с массированным государственным инвестированием в масштабе, который частные фирмы просто не могли воспроизвести.
В-двенадцатых — крупные проекты являются благом. Хотим мы того или нет, но растущие экономики развивающегося мира продолжат развиваться в любом случае. Решением экологического кризиса, вызванного современностью, техникой и прогрессом, будет еще большее количество современных практик, техники и прогресса. Решением экологического кризиса, с которым столкнулась планета с населением в 6 миллиардов (которые вскоре превратятся в 9 миллиардов), будут не децентрализованные энергетические технологии вроде солнечных панелей, и не мелкомасштабное органическое сельское хозяйство, и не попытки полной консервации остатков нашего экологического наследия, будь то тропические леса Амазонии или химический состав атмосферы. Скорее, решения будут такие: технологии крупных центральных электростанций, которые без выбросов диоксида углерода смогут обеспечить потребности миллиардов людей, продолжающих переезжать в плотно заселенные города-гиганты глобального юга; дальнейшая интенсификация индустриального сельского хозяйства с целью снабжения пищей населения, которое не только растет, но и переходит на потребление более дорогих продуктов; и целый набор новых технологий сельского хозяйства, опреснения воды и иных технологий превращения планеты Земля в цветущий сад, которые не только позволят нам сохранить леса и другие находящиеся под угрозой экосистемы, но и помогут создать новые экосистемы.
Новая политика по защите окружающей среды
Огромные вызовы по сохранению окружающей среды, с которыми сталкивается наше поколение, требуют экологической политики созидательного, а не ограничительного характера. Такая политика, которая сможет решить проблему глобального потепления, потребует от нас практически полного пересмотра всех установок «зеленой» идеологии послевоенной эпохи.
Начиная с предупреждений Пола Эрлиха (Paul Erlich) о популяционной бомбе вплоть до выпущенного Римским клубом доклада «Пределы роста» (Limits to Growth), современное движение в защиту окружающей среды основывалось на идеях «зеленого» мальтузианства, несмотря на то что практически в течение трех веков основная идея мальтузианства постоянно опровергалась реальностью. Действительно, в то самое время, когда Эрлих предсказывал массовый голод, благодаря сельскохозяйственной революции происходил экспоненциальный рост урожайности, а постоянные предсказания пика нефти и других ресурсов все никак не могут сбыться.
Это не означает, конечно, что мальтузианский сценарий невозможен, но он ни в коем случае не неизбежен. У нас есть выбор, но это не тот выбор, который долгое время предлагали нам «зеленые». Выбор, в действительности стоящий перед человечеством, заключается не между вариантом ограничить рост и развитие, с одной стороны, и вариантом умереть, с другой стороны. Настоящий выбор состоит в том, продолжим ли мы делать новые изобретения и ускорять технический прогресс, чтобы жить в процветании и достатке.
Технологии и изобретательность человека раз за разом опровергали мальтузианские предсказания, однако, несмотря на это, «зеленая» идеология продолжает с неодобрением относиться к тем самым технологиям, которые позволили нам избежать ресурсной и экологической катастрофы. Основанные на этих технологиях решения потребуют от «зеленых» активистов отказаться от идеологической установки, что «малое прекрасно» (small is beautiful), которая была внедрена в «зеленое движение» с начала 1960-х годов. Но нам, как самым продвинутым в области безопасности и материального благополучия, самым истинно современным человеческим существам, которые когда-либо жили на планете, следует отказаться как от мрачных мальтузианских взглядов на жизнь как игру с нулевой суммой, так и от идеализированных ностальгических фантазий о незамысловатом пасторальном прошлом, в котором люди жили в гармонии с природой.
Старшему поколению представителей зеленого движения сделанные в этой статье выводы могут показаться полностью противоречащими всему тому, за что выступает экологическое движение. И если в 2004 году мы говорили о том, что «зеленое движение» вот-вот умрет, то сегодня мы говорим со всей ясностью о том, что оно уже умерло. И убило его не наше эссе и не спонсируемые нефтегазовыми компаниями скептики, ни та или иная тактическая ошибка лидеров «зеленых» или политиков от Демократической партии. Скорее, экологическое движение просто умерло от старости. Мир, в котором мы живем, очень сильно изменился с точки зрения экономики, техники, политики и, что важнее всего, экологии, и те основания, на которых строилось современное экологическое движение, попросту рухнули.
Дальнейшая глава этой истории еще не написана. И если мы и можем найти сегодня вдохновение в чем-либо, то только в этом. Поэтому мы приведем в завершение слова великого американского писателя, относящегося к нашему поколению. Дэйв Эггерс (Dave Eggers) в возрасте 21 года потерял обоих своих родителей, умерших от рака. Он написал об этом, а также о том, как это повлияло на его жизнь, такими словами:
«С одной стороны, ты находишься в полном замешательстве от того, что такая невозможная и непостижимая вещь могла произойти. И в то же самое время внезапно пропадают все те ограничения и сомнения, которые ты сам себе придумал. Наступает странное, оптимистическое безрассудство, которое может быть легко истолковано как нигилизм, но на самом деле является чем-то совершенно противоположным. Ты вдруг видишь, что есть начало и есть конец, и у тебя есть лишь ограниченное время, чтобы действовать. И ты собираешься приступить к делу».
